Это старое, просто для затравки
Бета: -Шинигами-
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Алукард/Интегра
читать дальшеУдивительно, что этот особняк умудрился уцелеть во всеобщем хаосе. В нем даже живые люди остались. Невероятно! Нигде в Лондоне не остались, а тут остались. Меня, конечно, волнует только один человек, живой, хоть и немного покалеченный.
- Спасибо, Виктория, - Интегра с повязкой на глазу выглядит очень соблазнительно, такая красивая в своем несовершенстве, больше всего хочется… нужно быть настоящим чудовищем, чтобы думать о таких вещах в подобной ситуации.
- Всегда пожалуйста, - бывшая Полицейская так резко изменилась за одну ночь, но своего оптимистичного настроя не утратила, вон, улыбается даже, - боялась, что не вспомню, как это делается. Всё же вам лучше обратиться к врачу, - Интегра слабо улыбается на это предложение, и, наконец, они обе замечают меня.
- О, хозяин! – Виктория подскакивает, так, словно хочет уступить мне единственный стул в комнате. Хотя всё, что тут осталось, это кровать, на ней всем места хватит.
- Алукард, - улыбка на хозяйских губах становится чуть менее вымученной, - а я уж не знала, ждать тебя или нет.
- Я не ушел, - «Мне и идти-то некуда», - заканчиваю я про себя. Все мы здесь сироты из сгоревшего приюта, все потерянные и не знаем, куда податься.
- Виктория, - обращается Интегра к Полицейской, - ты не оставишь нас?
- О, а, - она слишком понимающе смотрит на нас с госпожой, - конечно, я даже могу… посторожить, - девушка глупо хихикает и уходить не торопится.
- Не стоит, - демонстрируя невероятное терпение, отвечает Интегра. И это производит эффект – мы избавлены от Виктории, но моя вспыхнувшая радость быстро гаснет при виде состояния хозяйки.
- Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.
- Иди сюда, - она показывает мне на место рядом с собой.
Я сажусь и снова спрашиваю:
- Есть ещё ранения? – Интегра качает головой и смотрит на меня, словно чего-то ждет.
Я понимаю её. Наверное, впервые за всё время нашего знакомства, я на это способен. Ей так тяжело, она лишилась всего в одну ночь, она ранена и не знает, чего ждать от будущего, и в этой ситуации так хочется зацепиться за что-нибудь, хоть за что-то, способное заставить чувствовать и дать ощущение безопасности. Ей это нужно, и мне, возбужденному битвой и беззащитным видом женщины рядом со мной, тоже очень хочется. Так почему я медлю?
В камине догорают остатки мебели - результат её попытки согреться - весь дом пропитан сладковатым запахом смерти, царит тишина, только где-то в отдалении раздается голос командующей солдатами Виктории. А я всё сижу, как подросток на первом свидании, положив руки на колени, пока Интегра не спрашивает:
- Тебе не кажется очень символичным тот факт, что в доме уцелела именно моя спальня?
- Хозяйка, я… - не успеваю договорить, потому что она целует меня опьяняюще-горькими губами. На них соль слез и ещё что-то безумно вкусное, давно такого не пробовал, а ведь только сегодня ночью у меня был грандиозный пир.
И мне интересно: кто научил её так целоваться? Ах, да это же не первый наш поцелуй. Мы часто это делали. Поначалу Интегра сопротивлялась, а потом стала отвечать, и мы целовались как безумные, до крови, до полуобморока, пока она не начинала задыхаться. В этом было томящее удовольствие - мы целовались и думали о том, что однажды пойдем дальше. Я наслаждался этой игрой и не торопился, думал, что некуда. А сегодня чуть не потерял свою мечту.
Мне должно польстить то, как сильно Интегра торопится: бестолково тянет мою рубашку, будто не знает, как она снимается, ерзает подо мной и постанывает то ли от нетерпения, то ли от боли. А мне страшно руку на неё положить – она же вся в синяках и царапинах.
- Тише, тише, - шепчу я, пытаясь хоть немного её успокоить, - и так будет больно.
- Пусть будет, - отвечает она, явно плохо соображая.
- Не говори глупости, - я уже начинаю выходить из себя, - только хуже делаешь, - она не слушает и умудряется даже снять с меня рубашку.
- Интегра, - рычу я на неё и пытаюсь обездвижить, придавив всем телом к кровати. Это моя самая главная ошибка за сегодня: хозяйка изворачивается и трется об меня бедрами в мучительном медленно-дразнящем темпе. И я уже не спрашиваю, какой дурак научил её быть такой развратной и соблазнительной в самый неподходящий момент.
Да гори оно всё синим пламенем! Она сама напросилась.
Ткань рвется с легкостью, почти без усилий, и мне совсем не интересно, что Интегре больше нечего надеть. Даже если она прокричит это мне прямо в ухо больше одного раза. Как она могла всё так испортить?! Я хотел сделать всё медленно, нежно, осторожно, чтобы можно было наслаждаться каждым мгновением. А теперь я даже пропустил момент, когда она начала кричать.
Хозяйка извивается подо мной, шепчет, что слишком медленно, что больно, что нельзя останавливаться. А я не собираюсь останавливаться, мне хочется её всё больше. Мне хочется целовать и обнимать её, такую заплаканную, отчаявшуюся. Так что хоть происходящее расходится с моим первоначальным планом, оно всё равно имеет свою определенную прелесть,
Я даже не знал, что так сильно хочу Интегру. У меня буквально темнеет в глазах, уже не слышу криков или шепота, только звенит в ушах, нет запаха разгоряченной крови и женского пота, исчезло даже чувство горячего тела подо мной, нет ничего, лишь желание двигаться глубже и быстрее, хотя я перестаю понимать, куда и зачем. Всё исчезает, даже время, пока, наконец, яркая вспышка не возвращает меня обратно.
Я замираю, ожидая, когда все пять чувств вернутся ко мне, пытаясь понять, не сделал ли я что-то непоправимое, пока был не в себе. Говорил же ей – будет только хуже, с женщинами всегда так сложно. Боясь увидеть, что я сотворил с хозяйкой, я медленно приподнимаю голову. Интегра слабо улыбается мне, её глаз закрыт, и из-под повязки сочится влага, смуглая грудь понимается и опадает в такт тяжелому дыханию. Тут я, испытав огромное облегчение, не могу удержаться от шутки:
- Так всё-таки битва возбуждает тебя, госпожа, - она бьет меня по щеке резким, свистящим ударом, но потом сразу же целует уже не так опьяняюще как в начале, скорее легко и благодарно.
- Ты – Марс, бог войны, вот кто меня возбуждает, - говорит Интегра, посмотрев на меня с нежностью. Я вижу, что сейчас она растеряна. В битве она хороша, потому что знает, что делать, но теперь мирное время, и на это у неё нет инструкций. Поэтому ей хочется говорить, просто говорить о чем-то, чтобы слова отвлекли от ненужных мыслей или вдруг помогли решить проблему.
- Интегра, давай спать, - прерываю я её на полуслове, - завтра разберемся.
- Кто тут хозяйка, хотела бы я знать? - шутливо ворчит она, с готовностью устраиваясь на моей груди и сладко зевая.
- Ты хозяйка, теперь ты моя самая настоящая хозяйка, - я шепчу ей это словно колыбельную, а сам думаю о том, что, раненая в бою, она не успела стереть кровь с губ и тот самый вкус, который я почувствовал во время поцелуя, был вкусом её крови. А значит… значит, ничто не держит меня больше. Вернее, ничто кроме женщины, так уютно утроившейся на моей груди, и поэтому я остаюсь ещё на очень долгое время.