Могу я вставить ремарку?
Жанр: angst, deathfic, AU
Рейтинг: PG
Персонажи: ОЖП и три ОМП, Алукард, Интегра
Описание: представьте что нападение на Лондон отбили без "смерти" Алукарда и он продолжал жить с Интегрой.
От автора: мы все знаем, а если не знаем, то сейчас узнаем, что сегодня ДР у замечательного человека -Шинигами-. Она мой друг и самый верный читатель. А ещё я считаю, что она в фендоме Хеллсинга лучший фанфикер, и пусть умоются кровью усомнившееся. Поэтому это, мой скромный подарок ей в знаменательный день. Как всегда, прошу прощения, если что будет не так. И ещё извиняюсь за то что так мало.
ПС: для эпиграфов использовались отрывки из "Романса Дракулы".
читать дальше
Комната не слишком маленькая, хотя и не очень большая, из-за множества стеллажей, расставленных по стенам. Все окна зашторены, хотя сейчас уже вечер. Невольно заставляет задуматься: зачем было закрываться, но ответ прост: в комнату вошли до наступления темноты и так и не вышли. Сумев выделить время на семью, дети используют его по максимуму, иногда сутками не вылезая из этой комнаты.
Кроме стеллажей занятых толстыми яркими коробочками видеокассет и тонкими пластиковыми упаковками с дисками, здесь ещё есть большой телевизор, по стенам развешаны колонки, минибар у дальнего окна, а на полу - ковер, который один стоит как всё наполнение этой комнаты вместе, и, конечно, диван. Хозяева могли бы позволить себе несколько кресел, расставили бы их полукругом на положенном расстоянии от экрана и наслаждались комфортом в полной мере. Или, в крайнем случае, купили бы себе диван побольше, чтобы на нем усаживалась вся семья и пришедшие гости. Только дело в том, что гостей сюда никогда не пускают, и вообще этот диван был куплен для неё одной. Ненавязчивого темно-синего цвета, широкий, в меру мягкий и твердый, со специальной подставкой на подлокотнике, чтобы было, где поставить стакан с соком. Его установили в центре комнаты, чтобы он стал центром мира, который семья Хеллсинг создала в своей любимой видеотеке. И как в любом другом мире, здесь есть свой бог. Богиня, если быть точнее.
Сейчас именно она спит на диване, прижав руки и ноги к груди, потому что иначе её длинные красивые ноги свисали бы на пол. Обычно, в начале сеанса киномарафона из трех-четырех фильмов, братья садятся сюда же. Артур, самый старший и потому названный в честь деда, устраивается справа с пультом в руке. Это тоже своеобразный символ власти, только более приземленный, между ним и сестрой такая же разница как между королем и богом. Слева, если повезет, садится Мирча или Влад, в зависимости от того кого она ободрит улыбкой сегодня. Больше трех человек на диван уже не влезает, поэтому оставшийся брат, устраивается на полу рядом. И всё-таки, к концу просмотра, все они «сползут» на ковер, а Ева-Мария по-кошачьи вытянется на бархатистых подушках, лениво зевнет и постепенно начнет засыпать, утягивая за собой в сон и трех молодых мужчин. Они подчиняются ей беспрекословно, даже когда она не приказывает. Будто загипнотизированные, мальчики всю жизнь, с самого своего детства, наблюдали за сестрой и повторяли всё от жестов до собственных желаний. Когда она родилась, последняя и самая младшая, всем им уже было больше трех лет. Они сгрудились у кроватки новорожденной и смотрели в голубые глаза, словно это было небо, где вот-вот проплывет облако.
Алукард понимал их троих как никто, хотя уже не раз появлялись ухажеры, претендующие на то, что знают это лучше (разумеется, все они были осмеяны и выгнаны вон). Но вот с отцом мальчики были вынуждены согласиться, он принадлежал к их кругу рабов чистой, наивысшей красоты, и мог оценить её так как она того заслуживала. А Ева-Мария удалась, Алукарду сцепив зубы пришлось это признать, ещё лучше своей матери.
Зажужжал мобильник в кармане у Артура, он всегда выключает звук, но не может позволить себе убрать телефон совсем. Мальчику нет и тридцати, а он уже взял в свои руки управление организацией, впрочем, Интегра заняла этот пост ещё раньше и не жаловалась. Проснувшись так быстро, словно и не спал вовсе, Артур хватается за телефон и подносит к уху. Судя по выражению его лица, новости ему сообщили не самые лучшие. Может быть, вампиры и не опустошили весь город, но выползать из теплой комнаты в зимнюю ночь отвратительная перспектива сама по себе. Юноша оглядывает, братьев, будто решая кого ему разбудить, хотя и так ясно, что он поднимет всех кроме Евы, и тут же натыкается взглядом на Алукарда, стоящего за спинкой дивана.
- Отец, - его приветствие звучит как угроза, все герои боевиков начинают так говорить с неприятелем, перед тем как выстрелить ему в лоб. Да, мальчишки страшные ревнивцы, Алукард всегда прощает им это, и потому что сам был на их месте и потому что знает силу своей власти над дочерью. Она всё ещё жмется к папочке как замерзший котенок.
- Что-нибудь серьезное? - Шепотом спрашивает вампир, не отвлекаясь на то чтобы читать ребенку нотации. В конце концов, он вообще никогда не занимался их воспитанием.
- Нет, шайка вампиров на заброшенном заводе. Доберемся туда через час, - всё ещё хмурясь, отвечает Артур и дергает за плечо Мирчу, желая показать, что разговор закончен и можно приступить к делу.
- Думаю, твоё присутствие не потребуется, - сообщает он, всё так же шепотом и встает. Мирча молчит, но только что разбуженный Владислав о чем-то задумался и дергает старшего брата за рукав. Молодчина, единственный сообразил, что после их ухода Ева-Мария останется с отцом наедине. Алукард готов рассмеяться и даже похвалить самого догадливого из них. Теперь перед ними стоит серьезная дилемма: разбудить, а значит сильно разозлить, Еву, или оставить всё как есть, чтобы она, проснувшись, села досматривать кино вместе с отцом. Их это бесит, другого слова и подобрать нельзя, бесит, что Еве интересно с отцом, что он может ей приказать, а они нет. Братья ничего не могут с ней сделать, слишком очарованные её красотой и чересчур подавленные её мнимой хрупкостью. Они заняты лишь любованием и преклонением, совершенно не способные хоть что-то сделать наперекор сестре. Поэтому отец, которого она слушает, ловя каждое его слово, кажется им и богом, и наставником, и соперником.
В действительности они заблуждаются, по большей части. Приказывать женщинам из семьи Хеллсинг можно лишь, когда они сами тебе это позволяют. Если повезет, мальчики когда-нибудь усвоят эту простую, в общем-то, мысль. Сейчас же они заняты собственной ревностью до такой степени, что кажется, совсем забыли о задании. Это в их духе: пусть весь мир хоть лопнет, как перегретое стекло, не будет ничего важнее младшей сестры. Алукард не спешит их успокаивать и тем более уходить. Он пришел к дочери и имеет на неё такое же право, как и они все.
Артур хмурится всё сильнее, а братья смотрят на него, ожидая, что решит старший. На самом деле, Ева-Мария уже всё решила за них. Вампир слышит её дыхание, хотя она весьма умело притворяется спящей, его ритм слишком неспокойный. Артур наверняка тоже слышит, потому что, несмотря на свою человеческую природу от вампира-отца он получил его тонкий слух. Ему всё ясно. Королева сказала своё веское слово, не открывая рта, значит пора подчиниться.
- Ладно, идем, - говорит Артур, наконец, и братья выходят, то и дело оглядываясь и нелепо замирая на пороге комнаты.
- Отнеси меня в спальню, - просит Ева, так и не открыв глаза. Алукарду приятно нести легкое теплое тело на руках, его дочь настолько живая насколько мертвый он сам. Вампир чувствует в ней так много жизненной силы, что сам готов ожить под её воздействием, как будто она заряд тока который помогает остановившемуся сердцу вновь застучать.
- Ты не поговорил с мамой? – Голос у неё хриплый ото сна, и слова медленно рождаются в её горле, не сразу формируясь в просыпающемся мозгу.
- Я говорю с ней уже очень давно, - Алукард не думал, что дочь снова напомнит ему о том, о чем он и так вспоминал каждый день.
- Ты должен настоять на своем, я слышу, что она умирает.
- Я тоже, - Алукарду хочется по-человечески вздохнуть, то ли чтобы лучше выразить своё беспокойство, то ли просто так по привычке. Ему ничуть не легче остальных убедить Интегру, но всем почему-то кажется, будто он имеет власть над этой женщиной, которая родила ему детей, и ни разу не назвала себя его женой. Он не имел никакой власти. А хотел бы, так он мог бы просто заставить её вместо того чтобы позволить ей размышлять. Алукарду некуда торопиться, у него-то полно времени, зато насчет Интегры нельзя сказать того же.
Всегда ровный и четкий ритм её сердца иногда сбивается. Ещё не часто, ещё незаметно для человека, только тонкий слух вампира, может понять, что эта женщина умирает. Храброе сердечко Интегры Хеллсинг пережило очень многое, оно износилось и хочет покоя. Поэтому может устать в любой момент, просто взять и остановиться так быстро, что Алукард ничего не успеет сделать. Ну, разве что очередного бестолкового гуля.
Ева, проснувшись ненадолго, снова начала засыпать. После нескольких суток безостановочной работы и редких перекусов бутербродами это было более чем нормально.
Алукард осторожно укладывает Еву на постель и тянется, чтобы помочь ей раздеться, когда она вдруг хватает его за рукав.
- Не доверяй ей, - в голосе дочери вампиру чудится нечто зловещее и он, вправду, готов испугаться ещё даже не зная чему.
- Что? – Переспрашивает Алукард, без всякой надобности вытирая лоб рукой, словно от пота.
- Она что-то замышляет, - быстро, выдыхает Ева и мгновенно выключается. Теперь разбудить её -равносильно самоубийству.
По её собственному мнению она изменилась. Вампир же не улавливает таких мелких изменений, разве что приглядится повнимательнее: кожа стала светлее, на тыльной стороне ладоней появились набухшие дорожки вен, резкость черт лица сгладилась как чуть оплывший воск. Хотя Интегра слишком мало смеялась, и почти не хмурилась за всю свою жизнь, поэтому избежала сеточек морщин вокруг глаз, и вертикальной складки на лбу, лишь в уголках губ залегли глубокие борозды. Но Алукарду всё равно. Её глаза по-прежнему ярко-голубые как дневное небо, которого он много лет не видел. Голос не дребезжит как стеклянные стаканы в ящике. Нет, она была и останется собой, это и радует его и огорчает. Он мог бы легко обойтись без свойственного Интегре упрямства, которое с возрастом лишь усилилось.
- Красиво, девочка совершенствуется, - как бы Алукард ни любил её, его всегда раздражала эта манера говорить о детях как о породистых собаках на выставке.
- По-моему это великолепно, - вампир уже научился соглашаться и не соглашаться с ней одновременно. Тем более что Ева-Мария на этот раз постаралась как никогда. На полотне, достающем до самого потолка мастерской, она изобразила обнаженного Алукарда, в профиль, его кожа была светло-серой как тонкий весенний лед, глаза светились красным, а из спины росли мощные кожистые крылья. Вампир не отрицал некоторой попсовости подобного образа демона, но Ева смогла смягчить это ощущение, изобразив на лице отца выражение крайнего подобострастия. Он смотрел на свою королеву. Интегру Ева нарисовала молодой и, такой же как Алукард, обнаженной, прильнувшей к мужчине, который обнимал её своими огромными черными крыльями.
- Интересно, как это вообще могло придти ей в голову? – Интегра пожимает плечами, будто отгоняя что-то.
- Масс культура, - в последнее время их разговоры всё короче и в них всё меньше важной информации. Это даже не разговоры в сущности, просто обмен короткими сообщениями по мере необходимости. Что уж и говорить о другом виде близости, в котором вампиру уже давным-давно отказано. Интегра считает себя непривлекательной для него, но она, конечно, ошибается. Алукард продолжает любить её всю, он любуется каждым движением, словно видит впервые.
- Интегра, - начинает он, поскольку она больше ничего не говорит, продолжая рассматривать картину, но его прерывают:
- Даже Ева-Мария думает, что всё должно закончиться как в романе о вампирах. Девочка выбирает вечную жизнь рядом с любимым и они уходят в ночь, - вот теперь Алукарда трясет по-настоящему. Он до сих пор не знает, что задумала Интегра, зато точно знает одно: ничего хорошего в её мыслях нет.
- Всё не так. Они просто не хотят отпускать тебя и… - он решается, впервые за пять месяцев, обнять её.
- Я тоже тебя не отпущу, - Интегра терпеливо вздыхает, точно так же она когда-то вздыхала при виде разбитой Владиславом вазы.
- Это решение тебе не принадлежит, - «как и ты сама» мысленно закончил за неё Алукард. Они посмотрели друг на друга и поняли всё без лишних слов.
Комната и кабинет леди Хеллсинг заставлены фотографиями в стильных рамочках. Они все разные по размеру, одно фото вообще висит на стене над кроватью. На всех изображена счастливая семья, кое-где даже есть Алукард, всегда с немного недовольным выражением на лице. Отвергнув все нарисованные Евой портреты, Интегра почему-то с удовольствием окружала себя фотографиями. Но с возрастом она перестала фотографироваться, потом сократила часы общения с семьей, выгнала вампира из своей спальни. Они должны были догадаться, что мать приготовилась к смерти задолго до того как её сердце начало замедлять ритм. Она приняла решение, и менять его не собиралась.
- Она что-то приняла, - врачи ещё не приехали, однако Еве-Марии не нужны их заключения - она чует запах лекарства.
- Это же самоубийство, - вставляет Владислав.
- Грех, - коротко кидает Мирча.
- Мама бы ни за что… - начинает и не заканчивает Артур.
Алукард же ничего не говорит. Он онемел от бешенства. Интегра терзала его всю жизнь. Она всё и всегда делала, как ей вздумается. Отдалась ему, когда поняла, что организации нужны наследники, а мужей на горизонте не предвидится. Перестала с ним спать, когда ей это надоело. Обращалась с детьми как с дрессированной скотиной. И умерла вот так… ушла по-английски. Леди до кончиков пальцев, чтоб ей. Алукард не помнит когда и кого так сильно ненавидел. Ему хочется прямо сейчас растерзать эту женщину на мелкие кусочки, сжечь дом до основания. И останавливает лишь мысль о том, что это всё бессмысленно, Интегра ушла и ей теперь всё равно.
- Папа, - дрожащий голос дочери, будто выдергивает его из темных глубин собственного бешенства.
- Что, ребенок? – Ласково, как к маленькой, обращается он и автоматически тянется, чтобы погладить её по голове. В детстве девочке снились кошмары, и она часто звала отца.
- Как же мы теперь? – Прижимаясь к нему теплой щекой, спрашивает Ева-Мария. Алукард оглядывает всех своих мальчиков, стоящих у кровати полукругом, вглядывается в испуганное лицо дочери и понимает, что дети растеряны. Несмотря на то, что они уже давно сами управляли организацией, Интегра всегда оставалась чем-то вроде оракула, к которому они обращались, когда всё шло наперекосяк. А таких моментов за их жизнь случалось немало. Но разве сейчас дети остались совсем без поддержки? У них был отец, а у него были они. Всегда. Просто смерть Интегры заставила их всех понять, наконец, как они ценны друг для друга. Может быть, она поступила совсем не так глупо, как казалось. Алукард улыбается, поглаживая светлую голову своей дочери, ещё раз оглядывает сыновей и говорит:
- Я о вас позабочусь.
Рейтинг: PG
Персонажи: ОЖП и три ОМП, Алукард, Интегра
Описание: представьте что нападение на Лондон отбили без "смерти" Алукарда и он продолжал жить с Интегрой.
От автора: мы все знаем, а если не знаем, то сейчас узнаем, что сегодня ДР у замечательного человека -Шинигами-. Она мой друг и самый верный читатель. А ещё я считаю, что она в фендоме Хеллсинга лучший фанфикер, и пусть умоются кровью усомнившееся. Поэтому это, мой скромный подарок ей в знаменательный день. Как всегда, прошу прощения, если что будет не так. И ещё извиняюсь за то что так мало.
ПС: для эпиграфов использовались отрывки из "Романса Дракулы".
Верное решение
читать дальше
Пригласи меня в дом, и наполни бокал «Ахашени»,
Пригласи меня в дом, я и радость твоя, и беда.
Ведь такие, как я не являются без приглашений,
Но уж если пришли, не уходят потом никогда.
Пригласи меня в дом, я и радость твоя, и беда.
Ведь такие, как я не являются без приглашений,
Но уж если пришли, не уходят потом никогда.
Комната не слишком маленькая, хотя и не очень большая, из-за множества стеллажей, расставленных по стенам. Все окна зашторены, хотя сейчас уже вечер. Невольно заставляет задуматься: зачем было закрываться, но ответ прост: в комнату вошли до наступления темноты и так и не вышли. Сумев выделить время на семью, дети используют его по максимуму, иногда сутками не вылезая из этой комнаты.
Кроме стеллажей занятых толстыми яркими коробочками видеокассет и тонкими пластиковыми упаковками с дисками, здесь ещё есть большой телевизор, по стенам развешаны колонки, минибар у дальнего окна, а на полу - ковер, который один стоит как всё наполнение этой комнаты вместе, и, конечно, диван. Хозяева могли бы позволить себе несколько кресел, расставили бы их полукругом на положенном расстоянии от экрана и наслаждались комфортом в полной мере. Или, в крайнем случае, купили бы себе диван побольше, чтобы на нем усаживалась вся семья и пришедшие гости. Только дело в том, что гостей сюда никогда не пускают, и вообще этот диван был куплен для неё одной. Ненавязчивого темно-синего цвета, широкий, в меру мягкий и твердый, со специальной подставкой на подлокотнике, чтобы было, где поставить стакан с соком. Его установили в центре комнаты, чтобы он стал центром мира, который семья Хеллсинг создала в своей любимой видеотеке. И как в любом другом мире, здесь есть свой бог. Богиня, если быть точнее.
Сейчас именно она спит на диване, прижав руки и ноги к груди, потому что иначе её длинные красивые ноги свисали бы на пол. Обычно, в начале сеанса киномарафона из трех-четырех фильмов, братья садятся сюда же. Артур, самый старший и потому названный в честь деда, устраивается справа с пультом в руке. Это тоже своеобразный символ власти, только более приземленный, между ним и сестрой такая же разница как между королем и богом. Слева, если повезет, садится Мирча или Влад, в зависимости от того кого она ободрит улыбкой сегодня. Больше трех человек на диван уже не влезает, поэтому оставшийся брат, устраивается на полу рядом. И всё-таки, к концу просмотра, все они «сползут» на ковер, а Ева-Мария по-кошачьи вытянется на бархатистых подушках, лениво зевнет и постепенно начнет засыпать, утягивая за собой в сон и трех молодых мужчин. Они подчиняются ей беспрекословно, даже когда она не приказывает. Будто загипнотизированные, мальчики всю жизнь, с самого своего детства, наблюдали за сестрой и повторяли всё от жестов до собственных желаний. Когда она родилась, последняя и самая младшая, всем им уже было больше трех лет. Они сгрудились у кроватки новорожденной и смотрели в голубые глаза, словно это было небо, где вот-вот проплывет облако.
Алукард понимал их троих как никто, хотя уже не раз появлялись ухажеры, претендующие на то, что знают это лучше (разумеется, все они были осмеяны и выгнаны вон). Но вот с отцом мальчики были вынуждены согласиться, он принадлежал к их кругу рабов чистой, наивысшей красоты, и мог оценить её так как она того заслуживала. А Ева-Мария удалась, Алукарду сцепив зубы пришлось это признать, ещё лучше своей матери.
Зажужжал мобильник в кармане у Артура, он всегда выключает звук, но не может позволить себе убрать телефон совсем. Мальчику нет и тридцати, а он уже взял в свои руки управление организацией, впрочем, Интегра заняла этот пост ещё раньше и не жаловалась. Проснувшись так быстро, словно и не спал вовсе, Артур хватается за телефон и подносит к уху. Судя по выражению его лица, новости ему сообщили не самые лучшие. Может быть, вампиры и не опустошили весь город, но выползать из теплой комнаты в зимнюю ночь отвратительная перспектива сама по себе. Юноша оглядывает, братьев, будто решая кого ему разбудить, хотя и так ясно, что он поднимет всех кроме Евы, и тут же натыкается взглядом на Алукарда, стоящего за спинкой дивана.
- Отец, - его приветствие звучит как угроза, все герои боевиков начинают так говорить с неприятелем, перед тем как выстрелить ему в лоб. Да, мальчишки страшные ревнивцы, Алукард всегда прощает им это, и потому что сам был на их месте и потому что знает силу своей власти над дочерью. Она всё ещё жмется к папочке как замерзший котенок.
- Что-нибудь серьезное? - Шепотом спрашивает вампир, не отвлекаясь на то чтобы читать ребенку нотации. В конце концов, он вообще никогда не занимался их воспитанием.
- Нет, шайка вампиров на заброшенном заводе. Доберемся туда через час, - всё ещё хмурясь, отвечает Артур и дергает за плечо Мирчу, желая показать, что разговор закончен и можно приступить к делу.
- Думаю, твоё присутствие не потребуется, - сообщает он, всё так же шепотом и встает. Мирча молчит, но только что разбуженный Владислав о чем-то задумался и дергает старшего брата за рукав. Молодчина, единственный сообразил, что после их ухода Ева-Мария останется с отцом наедине. Алукард готов рассмеяться и даже похвалить самого догадливого из них. Теперь перед ними стоит серьезная дилемма: разбудить, а значит сильно разозлить, Еву, или оставить всё как есть, чтобы она, проснувшись, села досматривать кино вместе с отцом. Их это бесит, другого слова и подобрать нельзя, бесит, что Еве интересно с отцом, что он может ей приказать, а они нет. Братья ничего не могут с ней сделать, слишком очарованные её красотой и чересчур подавленные её мнимой хрупкостью. Они заняты лишь любованием и преклонением, совершенно не способные хоть что-то сделать наперекор сестре. Поэтому отец, которого она слушает, ловя каждое его слово, кажется им и богом, и наставником, и соперником.
В действительности они заблуждаются, по большей части. Приказывать женщинам из семьи Хеллсинг можно лишь, когда они сами тебе это позволяют. Если повезет, мальчики когда-нибудь усвоят эту простую, в общем-то, мысль. Сейчас же они заняты собственной ревностью до такой степени, что кажется, совсем забыли о задании. Это в их духе: пусть весь мир хоть лопнет, как перегретое стекло, не будет ничего важнее младшей сестры. Алукард не спешит их успокаивать и тем более уходить. Он пришел к дочери и имеет на неё такое же право, как и они все.
Артур хмурится всё сильнее, а братья смотрят на него, ожидая, что решит старший. На самом деле, Ева-Мария уже всё решила за них. Вампир слышит её дыхание, хотя она весьма умело притворяется спящей, его ритм слишком неспокойный. Артур наверняка тоже слышит, потому что, несмотря на свою человеческую природу от вампира-отца он получил его тонкий слух. Ему всё ясно. Королева сказала своё веское слово, не открывая рта, значит пора подчиниться.
- Ладно, идем, - говорит Артур, наконец, и братья выходят, то и дело оглядываясь и нелепо замирая на пороге комнаты.
- Отнеси меня в спальню, - просит Ева, так и не открыв глаза. Алукарду приятно нести легкое теплое тело на руках, его дочь настолько живая насколько мертвый он сам. Вампир чувствует в ней так много жизненной силы, что сам готов ожить под её воздействием, как будто она заряд тока который помогает остановившемуся сердцу вновь застучать.
- Ты не поговорил с мамой? – Голос у неё хриплый ото сна, и слова медленно рождаются в её горле, не сразу формируясь в просыпающемся мозгу.
- Я говорю с ней уже очень давно, - Алукард не думал, что дочь снова напомнит ему о том, о чем он и так вспоминал каждый день.
- Ты должен настоять на своем, я слышу, что она умирает.
- Я тоже, - Алукарду хочется по-человечески вздохнуть, то ли чтобы лучше выразить своё беспокойство, то ли просто так по привычке. Ему ничуть не легче остальных убедить Интегру, но всем почему-то кажется, будто он имеет власть над этой женщиной, которая родила ему детей, и ни разу не назвала себя его женой. Он не имел никакой власти. А хотел бы, так он мог бы просто заставить её вместо того чтобы позволить ей размышлять. Алукарду некуда торопиться, у него-то полно времени, зато насчет Интегры нельзя сказать того же.
Всегда ровный и четкий ритм её сердца иногда сбивается. Ещё не часто, ещё незаметно для человека, только тонкий слух вампира, может понять, что эта женщина умирает. Храброе сердечко Интегры Хеллсинг пережило очень многое, оно износилось и хочет покоя. Поэтому может устать в любой момент, просто взять и остановиться так быстро, что Алукард ничего не успеет сделать. Ну, разве что очередного бестолкового гуля.
Ева, проснувшись ненадолго, снова начала засыпать. После нескольких суток безостановочной работы и редких перекусов бутербродами это было более чем нормально.
Алукард осторожно укладывает Еву на постель и тянется, чтобы помочь ей раздеться, когда она вдруг хватает его за рукав.
- Не доверяй ей, - в голосе дочери вампиру чудится нечто зловещее и он, вправду, готов испугаться ещё даже не зная чему.
- Что? – Переспрашивает Алукард, без всякой надобности вытирая лоб рукой, словно от пота.
- Она что-то замышляет, - быстро, выдыхает Ева и мгновенно выключается. Теперь разбудить её -равносильно самоубийству.
Я принес тебе власть, облеченную в два этих слова:
Никогда не щадить, и всегда уходить без улик,
Никогда не любить, но любимой быть снова и снова,
Никогда не стареть, но всегда ненавидеть свой лик.
Никогда не щадить, и всегда уходить без улик,
Никогда не любить, но любимой быть снова и снова,
Никогда не стареть, но всегда ненавидеть свой лик.
По её собственному мнению она изменилась. Вампир же не улавливает таких мелких изменений, разве что приглядится повнимательнее: кожа стала светлее, на тыльной стороне ладоней появились набухшие дорожки вен, резкость черт лица сгладилась как чуть оплывший воск. Хотя Интегра слишком мало смеялась, и почти не хмурилась за всю свою жизнь, поэтому избежала сеточек морщин вокруг глаз, и вертикальной складки на лбу, лишь в уголках губ залегли глубокие борозды. Но Алукарду всё равно. Её глаза по-прежнему ярко-голубые как дневное небо, которого он много лет не видел. Голос не дребезжит как стеклянные стаканы в ящике. Нет, она была и останется собой, это и радует его и огорчает. Он мог бы легко обойтись без свойственного Интегре упрямства, которое с возрастом лишь усилилось.
- Красиво, девочка совершенствуется, - как бы Алукард ни любил её, его всегда раздражала эта манера говорить о детях как о породистых собаках на выставке.
- По-моему это великолепно, - вампир уже научился соглашаться и не соглашаться с ней одновременно. Тем более что Ева-Мария на этот раз постаралась как никогда. На полотне, достающем до самого потолка мастерской, она изобразила обнаженного Алукарда, в профиль, его кожа была светло-серой как тонкий весенний лед, глаза светились красным, а из спины росли мощные кожистые крылья. Вампир не отрицал некоторой попсовости подобного образа демона, но Ева смогла смягчить это ощущение, изобразив на лице отца выражение крайнего подобострастия. Он смотрел на свою королеву. Интегру Ева нарисовала молодой и, такой же как Алукард, обнаженной, прильнувшей к мужчине, который обнимал её своими огромными черными крыльями.
- Интересно, как это вообще могло придти ей в голову? – Интегра пожимает плечами, будто отгоняя что-то.
- Масс культура, - в последнее время их разговоры всё короче и в них всё меньше важной информации. Это даже не разговоры в сущности, просто обмен короткими сообщениями по мере необходимости. Что уж и говорить о другом виде близости, в котором вампиру уже давным-давно отказано. Интегра считает себя непривлекательной для него, но она, конечно, ошибается. Алукард продолжает любить её всю, он любуется каждым движением, словно видит впервые.
- Интегра, - начинает он, поскольку она больше ничего не говорит, продолжая рассматривать картину, но его прерывают:
- Даже Ева-Мария думает, что всё должно закончиться как в романе о вампирах. Девочка выбирает вечную жизнь рядом с любимым и они уходят в ночь, - вот теперь Алукарда трясет по-настоящему. Он до сих пор не знает, что задумала Интегра, зато точно знает одно: ничего хорошего в её мыслях нет.
- Всё не так. Они просто не хотят отпускать тебя и… - он решается, впервые за пять месяцев, обнять её.
- Я тоже тебя не отпущу, - Интегра терпеливо вздыхает, точно так же она когда-то вздыхала при виде разбитой Владиславом вазы.
- Это решение тебе не принадлежит, - «как и ты сама» мысленно закончил за неё Алукард. Они посмотрели друг на друга и поняли всё без лишних слов.
Пригласи меня в дом и умри, если хочешь быть вместе.
Пригласи меня в дом и убей, если хочешь быть врозь.
В свете полной Луны. Пока дремлет петух на насесте,
Пригласи меня в дом. Накорми, поиграйся и брось.
Пригласи меня в дом и убей, если хочешь быть врозь.
В свете полной Луны. Пока дремлет петух на насесте,
Пригласи меня в дом. Накорми, поиграйся и брось.
Комната и кабинет леди Хеллсинг заставлены фотографиями в стильных рамочках. Они все разные по размеру, одно фото вообще висит на стене над кроватью. На всех изображена счастливая семья, кое-где даже есть Алукард, всегда с немного недовольным выражением на лице. Отвергнув все нарисованные Евой портреты, Интегра почему-то с удовольствием окружала себя фотографиями. Но с возрастом она перестала фотографироваться, потом сократила часы общения с семьей, выгнала вампира из своей спальни. Они должны были догадаться, что мать приготовилась к смерти задолго до того как её сердце начало замедлять ритм. Она приняла решение, и менять его не собиралась.
- Она что-то приняла, - врачи ещё не приехали, однако Еве-Марии не нужны их заключения - она чует запах лекарства.
- Это же самоубийство, - вставляет Владислав.
- Грех, - коротко кидает Мирча.
- Мама бы ни за что… - начинает и не заканчивает Артур.
Алукард же ничего не говорит. Он онемел от бешенства. Интегра терзала его всю жизнь. Она всё и всегда делала, как ей вздумается. Отдалась ему, когда поняла, что организации нужны наследники, а мужей на горизонте не предвидится. Перестала с ним спать, когда ей это надоело. Обращалась с детьми как с дрессированной скотиной. И умерла вот так… ушла по-английски. Леди до кончиков пальцев, чтоб ей. Алукард не помнит когда и кого так сильно ненавидел. Ему хочется прямо сейчас растерзать эту женщину на мелкие кусочки, сжечь дом до основания. И останавливает лишь мысль о том, что это всё бессмысленно, Интегра ушла и ей теперь всё равно.
- Папа, - дрожащий голос дочери, будто выдергивает его из темных глубин собственного бешенства.
- Что, ребенок? – Ласково, как к маленькой, обращается он и автоматически тянется, чтобы погладить её по голове. В детстве девочке снились кошмары, и она часто звала отца.
- Как же мы теперь? – Прижимаясь к нему теплой щекой, спрашивает Ева-Мария. Алукард оглядывает всех своих мальчиков, стоящих у кровати полукругом, вглядывается в испуганное лицо дочери и понимает, что дети растеряны. Несмотря на то, что они уже давно сами управляли организацией, Интегра всегда оставалась чем-то вроде оракула, к которому они обращались, когда всё шло наперекосяк. А таких моментов за их жизнь случалось немало. Но разве сейчас дети остались совсем без поддержки? У них был отец, а у него были они. Всегда. Просто смерть Интегры заставила их всех понять, наконец, как они ценны друг для друга. Может быть, она поступила совсем не так глупо, как казалось. Алукард улыбается, поглаживая светлую голову своей дочери, ещё раз оглядывает сыновей и говорит:
- Я о вас позабочусь.
-
-
28.11.2010 в 20:58Это прекрасный подарок
для моего обожающего дарки величества, без лишнего преувеличения.Я тебя обожать
Я теперь жопу порву, но напишу ответку-
-
28.11.2010 в 21:00-
-
28.11.2010 в 21:05-
-
28.11.2010 в 21:07ну так, для того и старались)))