Могу я вставить ремарку?
Жанр: adult, юри
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Хейнкель/Интегра/Юмиэ
Описание: юная аристократка на отдыхе и монашки на задании.
читать дальшеНеаполь. У этого слова такое многообещающее растянутое начало, а конец короткий и мягкий, похожий на всплеск воды, в которую кинули камень. Город соответствует своему названию: кажется таким грузным и помпезным в завитушках своих многочисленных достопримечательностей, но, ещё не успев устать от этого, человек вдруг оказывается в водах неаполитанского залива и уже чувствует себя на настоящем отдыхе. К такому городу шутя не привыкнешь. Так что всех неподготовленных к встрече с Неаполем ждет незаманчивая перспектива простоять несколько часов на какой-нибудь раскаленной солнцем смотровой площадке, вцепившись в перила и с открытым ртом смотреть на многоярусную панораму города, в какой-то момент, всегда неожиданно, обрывающуюся блестящей плоскостью моря.
Даже те кто приезжает сюда не впервые не всегда способны справиться с особенным восхищением, которое вызывает Неаполь. Хейнкель, например, уже не раз бывала здесь по делам, но в каждый приезд, оказавшись на террасе или набережной, не могла не замереть хотя бы на полчаса. Она бы могла любоваться этим видом и дольше, если бы не на редкость черствое создание, иногда Хейнкель думала, что самое черствое на свете, которое всегда находилось рядом с ней.
Собственно их было двое: Юмико и Юмиэ. Первая слишком нервозная чтобы так долго стоять на одном месте, вторая слишком нетерпеливая. Одна была для Хейнкель близкой подругой, вторая надежной напарницей и… любовницей. Католичка быстро сглотнула и кинула короткий взгляд на монашку, которая в свою очередь не скрываясь, смотрела на неё в упор, и во взгляде её было всё, кроме того, что вообще-то должно быть во взгляде монашки. Сейчас, когда Хейнкель уже не представляла себе жизни без выездов на задания и того что происходило после этого, она не испытывала желания сопротивляться напору Юмиэ, всегда выходящему за рамки приличий, однако в Неаполе ей всегда хотелось остаться одной и хоть недолго побыть добропорядочной католичкой.
- Ну, Хейнкель, - монашка не умела быть жеманной как все женщины, когда хотят чего-нибудь, она не надувала губ, не придавала своему голосу особой интонации, даже не пыталась заглянуть в глаза, она просто водила чуть шершавым пальцем по тыльной стороне ладони, постепенно переходя к более откровенным прикосновениям, до тех пор пока не добьется своего.
- Подожди, - Хейнкель убрала руку и нахмурилась. Она прикидывала. Можно ли позвонить шефу попозже, или сделать это сейчас и потом немного задержаться по «независящим от неё причинам»? Хотя, вполне возможно, что «результаты» их работы уже попали в новости и Максвелл вот-вот позвонит сам.
- Пойдем хотя бы искупаемся, мы это заслужили, - не сдавалась Юмиэ, уже давно исчерпавшая лимит своего терпения. Хейнкель вздрогнула всем телом и резко повернулась к своей напарнице. Купание в Неаполе, даже одно упоминание о нем, производило на неё куда более действенный эффект чем самое умелое из прикосновений. Купание в водах неаполитанского залива значило, что они как обычно без купальников, в простом нижнем белье залезут в изумрудную воду и царапины, полученные в бою, защиплет от морской соли. Хейнкель сощурилась, будто ища подвох в словах подруги, но конечно же она просто жмурилась от удовольствия.
Сама она не столько любила плавать, сколько нежиться под солнечными лучами, растянувшись на горячих камнях городского пляжа. А ещё ей нравилось смотреть как миниатюрная фигурка Юмиэ в белых трусиках и длинной майке появляется на берегу, и мелкие капельки воды на её теле так сверкают на солнце, что кажется, будто монашка обсыпана бриллиантовой крошкой. В такие моменты Хейнкель особенно ясно понимала почему дорожит их отношениями. Эта девушка с раздвоением личности, была вся её, для неё, практически во имя неё, Хейнкель Вульф, и больше во всем огромном мире не было ничего и никого подобного. Это была откровенная не любовь, и не страсть, а то, что привыкли называть привязанностью, такой сильной, что девушки порой даже не могли дышать друг без друга.
Максвеллу они так и не позвонили и он, кажется, совсем о них забыл, так что католички улеглись на камнях, положив под головы собственную одежду, и прижались друг к другу.
- Потом пойдем, поедим пиццу? – предложила Хейнкель, хотя спрашивать было ни к чему: они всегда это делали.
- Угу, - согласилась Юмиэ, но только теснее прижалась к напарнице и поцеловала её соленое от воды плечо. Хейнкель, успевшая немного накалиться на солнце, с наслаждением обнимала прохладное тело подруги и запускала горячие пальцы в мокрые волосы. Юмиэ, поначалу радостно завозившаяся, в этих объятиях, предвкушая многообещающее продолжение ласк, неожиданно даже для самой себя заснула.
Её подруга, заметив это, улыбнулась с иронией, думая, что уж сама-то не заснет. Однако оранжевое солнце, похожее на огромный апельсин, низко висело над морем и казалось таким близким, что Хейнкель ненадолго закрыла глаза, словно испугавшись, что этот шар упадет на неё. И, конечно же, тоже не заметила, как провалилась в сон, продолжая всё-таки лелеять мечту об ароматной пицце истекающей жиром и соусом.
***
Современные аристократки страдают от необходимости соблюдать правила ничуть не меньше, чем их предшественницы в прежние века. Им всё так же не дают выходить из дома, когда заблагорассудится, да и тем более без сопровождения, им нужно одеваться определенным образом, им полагается правильно вести себя за столом, они должны ходить по экскурсиям, а не бесцельно слоняться по городу. Интегра в целом не слишком тяготилась своими «аристократическими» обязанностями, однако когда тебе восемнадцать лет, иногда возникают странные порывы, которые абсолютно выключают работу мозга и просто несут человека навстречу неизвестности. Так что девушка не очень хорошо помнила, как оказалась посреди Неаполя без сопровождения Уолтера, с которым сюда приехала, но зато она точно знала, что хотела именно этого. В кармане дорогих летних брюк лежала кредитка и не было никакого намека на мобильный телефон по которому её можно было бы донимать. И Интегра целый день провела в Неаполе, чувствуя, что этот город ударил ей в голову, не хуже терпкого вина. Потом она извиниться перед старым дворецким за то, что заставила его волноваться, конечно, пообещает больше так не делать, но это будет потом. Сейчас же, девушка бродила по узким улицам, вдыхая горячий воздух, улыбалась добродушным итальянцам и покупала мелочи, которые ей никогда не понадобятся. Интегра пообедала пиццей, и ела её так, как давно хотела – руками, слизывая с пальцев остатки соуса таким сомнительным манером, что взбудоражила воображение всех мужчин находившихся поблизости. После снова было беспорядочное брожение по городу, чем-то похожее на попытку надышаться перед смертью: чем меньше у неё оставалось времени, тем больше девушке хотелось сделать и увидеть. И почему-то ни разу за этот странный полный свободы день она не вспомнила о море. Только вечером уже собираясь вернуться в отель, Интегра вдруг застыла на какой-то площади, посмотрев на улицу, в конце которой виднелся маленький кусочек моря, еле освещенный зарождающейся луной.
Маленькую мисс Хеллсинг однажды возили к океану. Отец называл это Кельтским морем, но Интегру уже тогда было сложно обмануть. Это был Атлантический океан – огромный, равнодушный, перекатывающий свои надменные волны и разбивающий их о берег с холодной расчетливостью. Так чтобы у впечатлительного ребенка захватывало дух от страха и восторга, именно так чтобы ребенок смотрел и не мог наглядеться, чтобы плакал когда его позовут уезжать. Слишком много всего было в океане, чтобы Интегра полюбила его. А здешнее море было другим: теплым и уютным, оно гостеприимно шуршало волнами, призывая искупаться, и даже в самом невыгодном освещении казалось необыкновенно красивым. Юная аристократка как завороженная начала спускаться к берегу, чувствуя, как тело набирает скорость, но не сопротивлялась этому. Ей хотелось с разбега окунуться в теплую воду, так чтобы поднять вокруг себя брызги и шум. Однако она быстро вспомнила, что несет в руках пакет с сувенирами и большую коробку с остатками пиццы из ресторана, и постаралась остановиться. Ей это удалось у самой границы с водой, там где галька из сухой становилась мокрой. Разувшись и оставив рядом с обувью весь свой балласт, Интегра с наслаждением опустила уставшие ноги в пенящиеся волны залива.
***
Как любой человек, заснувший на жаре, Юмиэ проснулась несколько дезориентированной в пространстве и с кружащейся головой. Поднявшись, она даже не сразу поняла, что уже стемнело. Не успев этому удивиться, католичка направилась к воде, надеясь, что короткий заплыв поможет собраться с мыслями, однако до цели так и не дошла.
Поначалу эта испуганно обернувшаяся девушка показалась монашке каким-то духом, русалкой, обретшей ноги, а потом, когда она шагнула в полосу света фонарей на набережной, стало ясно, что это как минимум богиня моря. При виде красивых женщин Юмиэ всегда становилась немного язычницей и чувствовала желание падать перед ними на колени как перед ликом девы Марии в храме. Но так же как и в храме, монашка стояла будто окаменевшая не способная совладать со всеми своими конечностями и смогла только выдохнуть, будто произносила последние в жизни слова:
- Che bella!
Поехав в Италию, Интегра всерьез намеревалась попрактиковаться в Итальянском языке, который добросовестно учила уже два года. Но в Неаполе её постигло страшное разочарование. Здесь говорили на каком-то диком наречии слишком быстром и слишком неправильным с точки зрения того, что девушка так прилежно изучала в Англии. Поэтому, услышав понятное для себя произношение, Интегра так обрадовалась, что, не подумав, выпалила:
- Mille grazie, - и тут же смутилась тому, как натужно прозвучало последнее слово. «Учительница бы меня убила за такое произношение», - подумала девушка мимоходом.
Неожиданная гостья, тем временем, похоже, окончательно впала в ступор от удивления.
- Хорошее произношение, - похвалила незнакомку, католичка всё так же по-итальянски и напряженно всмотрелась в её лицо, наблюдая за реакцией. Интегра несколько растерялась, а потом снова поблагодарила правда уже не так горячо и радостно. Юмиэ наклонила голову на бок, будто примеряясь к девушке, пытаясь понять, как она сама впишется в пейзаж рядом с такой красавицей. Та же в свою очередь на шаг отступила, хотя по чести сказать совсем не испугалась. Неловкость момента могла бы исправить протянутая рука и стандартная фраза: меня зовут, но получилось по-другому. Где-то за спиной Юмиэ раздался восторженный возглас Хейнкель:
- О, пицца! – Интегра посмотрела в ту сторону и рассмеялась. Юмиэ не сделала того же, только благодаря воспоминанию о том, какой у её напарницы тяжелый удар. Хейнкель выглядела очень забавно: встрепанная, в одном белье и с голодным взглядом, человека пропустившего обед. Они на самом деле даже не завтракали.
- Хотите? – с облегчением в голосе предложила Интегра, - В меня всё равно уже больше не влезет, - монашки и без того рассматривающие её с восхищением, теперь смотрели на неё как на святую. Но в поступке Интегры не было попытки показаться милой или вежливой. Ей просто вдруг почудилось, что перед ней раздвинулись границы времени, и она увидела как завершится её свободный день в Неаполе. На самом деле, юная аристократа не стала ясновидящей, это была обычная женская интуиция, которая позволяет делать далекоидущие выводы из тонко подмеченных мелочей. Только слепая не заметила бы этих голодно-восторженных взглядов двух девушек и только ненормальная захотела бы отказаться.
И без того давно надоедающие Интегре гормоны, в жаркой и несколько фривольной атмосфере Италии забродили, началась бурная реакция с выделением большого количества любопытства, а разум перестал работать окончательно. Ей уже не терпелось, уже хотелось попробовать, когда две её новые знакомые, не назвавшие имен, ещё только ели пиццу, с таким видом, словно это была прелюдия. Потом выяснилось что да, действительно - это была она. Когда же розовые чуть припухшие губы Хейнкель коснулись смуглой шеи англичанки, та вздрогнула разве что от удовольствия, а Юмие радостно присоединилась к подруге, поцеловав девушку в аккуратное маленькое ушко. Они обе знали, что всегда будут принадлежать друг другу, что и смерти не удастся их разлучить, но сегодня был особенный день, когда им встретилась эта девушка похожая на сочный плод, так и просящий чтобы его сорвали. Она была живой молодой энергией, источником, к которому хотелось припасть и восстановить потерянные силы. И две монашки, забыв обо всем, наслаждались видом смуглого гибкого тела извивающегося под их прикосновениями, вздрагивающего от иногда налетавшего с моря ветерка и тут же тянущегося к теплу чужих рук. Они могли бы вечность заниматься только тем, что выводили бы ногтями невероятные узоры на молочно-кофейной коже, однако вскоре мольба в голубых глазах стала столь явной, что девушки не смогли отказать. У них вышел короткий спор по поводу занимаемых позиций, и всё же Юмиэ отстояла своё право быть первой. Блондинка пахла непривычно: неправдоподобной ухоженностью веяло от всего её тела, и в самой важной его точке эта ухоженность достигла своего апогея. Там пахло всем чем угодно, но не обычным человеческим телом как будто этот запах специально выводили ароматизаторами. «Это точно богиня», - промелькнуло у Юмиэ в голове прежде, чем её губы коснулись разгоряченной плоти.
Интегра вздрогнула, и закричала бы, однако Хейнкель успела поймать крик своими губами, а рукой нежно сжала непривыкшую к таким прикосновениям грудь. Англичанка могла только загребать в кулаки мелкую гальку и судорожно вдыхать воздух, когда возникала пауза между страстными поцелуями. Недавно подчинившееся ей время, теперь сошло с ума и никого уже не хотело слушаться. Секунды растягивались на часы, а потом сгорали в невыносимо коротких моментах острого удовольствия. Она совершенно растерялась и боялась только одного: как бы не забыть эту прекрасную ночь.
Католички зажали девушку между собой, и некоторое время спокойно лежали, чувствуя как через смуглокожую красавицу будто через проводник, к ним переходит тепло друг от друга. Но идиллию нарушил сам проводник, начав двигаться так, чтобы чувствительным местом задевать Хейнкель. Та выругалась, Юмиэ засмеялась и поддержала инициативу. Все трое заслужили своё право на удовольствие, после ночи, которая уже клонилась к концу. Они двигались, постепенно ускоряясь, и всё-таки темп казался им до невозможности медленным, хотелось ещё быстрее и ещё, пока скорость перестала что-либо решать, и не пришло время для кульминации.
Увлеченные тем, что было для всех троих в новинку, они не замечали ни утренней прохлады, ни камешков гальки врезавшихся в кожу, ни усталости, которая бродила вокруг них и никак не могла заставить прерваться. Заснули они скорее от перенасыщения эмоциями, чем от усталости. И всем троим снился один и тот же сон про Неаполь, ночной пляж и новое знакомство, а может быть это был и не сон.
Интегру разбудил возмущенный крик. Кажется, одна из девушек говорила что-то про телефон, который почему-то отключился и про злого шефа. Вторая шепотом успокаивала подругу, не отпуская талии новой знакомой, за что последняя была ей благодарна. Всё-таки утром даже в жаркой Италии было прохладно. Не хотелось шевелиться. Но пришлось, Уолтер наверняка уже с ума сошел от отчаяния, да и двум девушкам пора было идти. Они крепко поцеловали англичанку на прощанье и обе сказали что-то похожее на комплименты. Интегра плохо их поняла. Прижав собственную одежду к груди, она стояла и смотрела как её маленькое ночное приключение двигается вверх по улице. Конечно, тогда мисс Хеллсинг не думала о том, что когда-нибудь снова увидит этих двоих. В то утро она даже не обратила внимания на, то во что они были одеты.
Неаполь это такой город, к которому нужно долго готовиться. Иначе человек рискует опьянеть от него и наделать глупостей в порыве. А потом всё это может не раз аукнуться в будущем, потому что всё, что происходит в Неаполе, разносится далеко-далеко как семена на ветру. Но Интегре, Юмиэ и Хейнкель ещё предстояло это выяснить.
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Хейнкель/Интегра/Юмиэ
Описание: юная аристократка на отдыхе и монашки на задании.
Неаполь
читать дальшеНеаполь. У этого слова такое многообещающее растянутое начало, а конец короткий и мягкий, похожий на всплеск воды, в которую кинули камень. Город соответствует своему названию: кажется таким грузным и помпезным в завитушках своих многочисленных достопримечательностей, но, ещё не успев устать от этого, человек вдруг оказывается в водах неаполитанского залива и уже чувствует себя на настоящем отдыхе. К такому городу шутя не привыкнешь. Так что всех неподготовленных к встрече с Неаполем ждет незаманчивая перспектива простоять несколько часов на какой-нибудь раскаленной солнцем смотровой площадке, вцепившись в перила и с открытым ртом смотреть на многоярусную панораму города, в какой-то момент, всегда неожиданно, обрывающуюся блестящей плоскостью моря.
Даже те кто приезжает сюда не впервые не всегда способны справиться с особенным восхищением, которое вызывает Неаполь. Хейнкель, например, уже не раз бывала здесь по делам, но в каждый приезд, оказавшись на террасе или набережной, не могла не замереть хотя бы на полчаса. Она бы могла любоваться этим видом и дольше, если бы не на редкость черствое создание, иногда Хейнкель думала, что самое черствое на свете, которое всегда находилось рядом с ней.
Собственно их было двое: Юмико и Юмиэ. Первая слишком нервозная чтобы так долго стоять на одном месте, вторая слишком нетерпеливая. Одна была для Хейнкель близкой подругой, вторая надежной напарницей и… любовницей. Католичка быстро сглотнула и кинула короткий взгляд на монашку, которая в свою очередь не скрываясь, смотрела на неё в упор, и во взгляде её было всё, кроме того, что вообще-то должно быть во взгляде монашки. Сейчас, когда Хейнкель уже не представляла себе жизни без выездов на задания и того что происходило после этого, она не испытывала желания сопротивляться напору Юмиэ, всегда выходящему за рамки приличий, однако в Неаполе ей всегда хотелось остаться одной и хоть недолго побыть добропорядочной католичкой.
- Ну, Хейнкель, - монашка не умела быть жеманной как все женщины, когда хотят чего-нибудь, она не надувала губ, не придавала своему голосу особой интонации, даже не пыталась заглянуть в глаза, она просто водила чуть шершавым пальцем по тыльной стороне ладони, постепенно переходя к более откровенным прикосновениям, до тех пор пока не добьется своего.
- Подожди, - Хейнкель убрала руку и нахмурилась. Она прикидывала. Можно ли позвонить шефу попозже, или сделать это сейчас и потом немного задержаться по «независящим от неё причинам»? Хотя, вполне возможно, что «результаты» их работы уже попали в новости и Максвелл вот-вот позвонит сам.
- Пойдем хотя бы искупаемся, мы это заслужили, - не сдавалась Юмиэ, уже давно исчерпавшая лимит своего терпения. Хейнкель вздрогнула всем телом и резко повернулась к своей напарнице. Купание в Неаполе, даже одно упоминание о нем, производило на неё куда более действенный эффект чем самое умелое из прикосновений. Купание в водах неаполитанского залива значило, что они как обычно без купальников, в простом нижнем белье залезут в изумрудную воду и царапины, полученные в бою, защиплет от морской соли. Хейнкель сощурилась, будто ища подвох в словах подруги, но конечно же она просто жмурилась от удовольствия.
Сама она не столько любила плавать, сколько нежиться под солнечными лучами, растянувшись на горячих камнях городского пляжа. А ещё ей нравилось смотреть как миниатюрная фигурка Юмиэ в белых трусиках и длинной майке появляется на берегу, и мелкие капельки воды на её теле так сверкают на солнце, что кажется, будто монашка обсыпана бриллиантовой крошкой. В такие моменты Хейнкель особенно ясно понимала почему дорожит их отношениями. Эта девушка с раздвоением личности, была вся её, для неё, практически во имя неё, Хейнкель Вульф, и больше во всем огромном мире не было ничего и никого подобного. Это была откровенная не любовь, и не страсть, а то, что привыкли называть привязанностью, такой сильной, что девушки порой даже не могли дышать друг без друга.
Максвеллу они так и не позвонили и он, кажется, совсем о них забыл, так что католички улеглись на камнях, положив под головы собственную одежду, и прижались друг к другу.
- Потом пойдем, поедим пиццу? – предложила Хейнкель, хотя спрашивать было ни к чему: они всегда это делали.
- Угу, - согласилась Юмиэ, но только теснее прижалась к напарнице и поцеловала её соленое от воды плечо. Хейнкель, успевшая немного накалиться на солнце, с наслаждением обнимала прохладное тело подруги и запускала горячие пальцы в мокрые волосы. Юмиэ, поначалу радостно завозившаяся, в этих объятиях, предвкушая многообещающее продолжение ласк, неожиданно даже для самой себя заснула.
Её подруга, заметив это, улыбнулась с иронией, думая, что уж сама-то не заснет. Однако оранжевое солнце, похожее на огромный апельсин, низко висело над морем и казалось таким близким, что Хейнкель ненадолго закрыла глаза, словно испугавшись, что этот шар упадет на неё. И, конечно же, тоже не заметила, как провалилась в сон, продолжая всё-таки лелеять мечту об ароматной пицце истекающей жиром и соусом.
***
Современные аристократки страдают от необходимости соблюдать правила ничуть не меньше, чем их предшественницы в прежние века. Им всё так же не дают выходить из дома, когда заблагорассудится, да и тем более без сопровождения, им нужно одеваться определенным образом, им полагается правильно вести себя за столом, они должны ходить по экскурсиям, а не бесцельно слоняться по городу. Интегра в целом не слишком тяготилась своими «аристократическими» обязанностями, однако когда тебе восемнадцать лет, иногда возникают странные порывы, которые абсолютно выключают работу мозга и просто несут человека навстречу неизвестности. Так что девушка не очень хорошо помнила, как оказалась посреди Неаполя без сопровождения Уолтера, с которым сюда приехала, но зато она точно знала, что хотела именно этого. В кармане дорогих летних брюк лежала кредитка и не было никакого намека на мобильный телефон по которому её можно было бы донимать. И Интегра целый день провела в Неаполе, чувствуя, что этот город ударил ей в голову, не хуже терпкого вина. Потом она извиниться перед старым дворецким за то, что заставила его волноваться, конечно, пообещает больше так не делать, но это будет потом. Сейчас же, девушка бродила по узким улицам, вдыхая горячий воздух, улыбалась добродушным итальянцам и покупала мелочи, которые ей никогда не понадобятся. Интегра пообедала пиццей, и ела её так, как давно хотела – руками, слизывая с пальцев остатки соуса таким сомнительным манером, что взбудоражила воображение всех мужчин находившихся поблизости. После снова было беспорядочное брожение по городу, чем-то похожее на попытку надышаться перед смертью: чем меньше у неё оставалось времени, тем больше девушке хотелось сделать и увидеть. И почему-то ни разу за этот странный полный свободы день она не вспомнила о море. Только вечером уже собираясь вернуться в отель, Интегра вдруг застыла на какой-то площади, посмотрев на улицу, в конце которой виднелся маленький кусочек моря, еле освещенный зарождающейся луной.
Маленькую мисс Хеллсинг однажды возили к океану. Отец называл это Кельтским морем, но Интегру уже тогда было сложно обмануть. Это был Атлантический океан – огромный, равнодушный, перекатывающий свои надменные волны и разбивающий их о берег с холодной расчетливостью. Так чтобы у впечатлительного ребенка захватывало дух от страха и восторга, именно так чтобы ребенок смотрел и не мог наглядеться, чтобы плакал когда его позовут уезжать. Слишком много всего было в океане, чтобы Интегра полюбила его. А здешнее море было другим: теплым и уютным, оно гостеприимно шуршало волнами, призывая искупаться, и даже в самом невыгодном освещении казалось необыкновенно красивым. Юная аристократка как завороженная начала спускаться к берегу, чувствуя, как тело набирает скорость, но не сопротивлялась этому. Ей хотелось с разбега окунуться в теплую воду, так чтобы поднять вокруг себя брызги и шум. Однако она быстро вспомнила, что несет в руках пакет с сувенирами и большую коробку с остатками пиццы из ресторана, и постаралась остановиться. Ей это удалось у самой границы с водой, там где галька из сухой становилась мокрой. Разувшись и оставив рядом с обувью весь свой балласт, Интегра с наслаждением опустила уставшие ноги в пенящиеся волны залива.
***
Как любой человек, заснувший на жаре, Юмиэ проснулась несколько дезориентированной в пространстве и с кружащейся головой. Поднявшись, она даже не сразу поняла, что уже стемнело. Не успев этому удивиться, католичка направилась к воде, надеясь, что короткий заплыв поможет собраться с мыслями, однако до цели так и не дошла.
Поначалу эта испуганно обернувшаяся девушка показалась монашке каким-то духом, русалкой, обретшей ноги, а потом, когда она шагнула в полосу света фонарей на набережной, стало ясно, что это как минимум богиня моря. При виде красивых женщин Юмиэ всегда становилась немного язычницей и чувствовала желание падать перед ними на колени как перед ликом девы Марии в храме. Но так же как и в храме, монашка стояла будто окаменевшая не способная совладать со всеми своими конечностями и смогла только выдохнуть, будто произносила последние в жизни слова:
- Che bella!
Поехав в Италию, Интегра всерьез намеревалась попрактиковаться в Итальянском языке, который добросовестно учила уже два года. Но в Неаполе её постигло страшное разочарование. Здесь говорили на каком-то диком наречии слишком быстром и слишком неправильным с точки зрения того, что девушка так прилежно изучала в Англии. Поэтому, услышав понятное для себя произношение, Интегра так обрадовалась, что, не подумав, выпалила:
- Mille grazie, - и тут же смутилась тому, как натужно прозвучало последнее слово. «Учительница бы меня убила за такое произношение», - подумала девушка мимоходом.
Неожиданная гостья, тем временем, похоже, окончательно впала в ступор от удивления.
- Хорошее произношение, - похвалила незнакомку, католичка всё так же по-итальянски и напряженно всмотрелась в её лицо, наблюдая за реакцией. Интегра несколько растерялась, а потом снова поблагодарила правда уже не так горячо и радостно. Юмиэ наклонила голову на бок, будто примеряясь к девушке, пытаясь понять, как она сама впишется в пейзаж рядом с такой красавицей. Та же в свою очередь на шаг отступила, хотя по чести сказать совсем не испугалась. Неловкость момента могла бы исправить протянутая рука и стандартная фраза: меня зовут, но получилось по-другому. Где-то за спиной Юмиэ раздался восторженный возглас Хейнкель:
- О, пицца! – Интегра посмотрела в ту сторону и рассмеялась. Юмиэ не сделала того же, только благодаря воспоминанию о том, какой у её напарницы тяжелый удар. Хейнкель выглядела очень забавно: встрепанная, в одном белье и с голодным взглядом, человека пропустившего обед. Они на самом деле даже не завтракали.
- Хотите? – с облегчением в голосе предложила Интегра, - В меня всё равно уже больше не влезет, - монашки и без того рассматривающие её с восхищением, теперь смотрели на неё как на святую. Но в поступке Интегры не было попытки показаться милой или вежливой. Ей просто вдруг почудилось, что перед ней раздвинулись границы времени, и она увидела как завершится её свободный день в Неаполе. На самом деле, юная аристократа не стала ясновидящей, это была обычная женская интуиция, которая позволяет делать далекоидущие выводы из тонко подмеченных мелочей. Только слепая не заметила бы этих голодно-восторженных взглядов двух девушек и только ненормальная захотела бы отказаться.
И без того давно надоедающие Интегре гормоны, в жаркой и несколько фривольной атмосфере Италии забродили, началась бурная реакция с выделением большого количества любопытства, а разум перестал работать окончательно. Ей уже не терпелось, уже хотелось попробовать, когда две её новые знакомые, не назвавшие имен, ещё только ели пиццу, с таким видом, словно это была прелюдия. Потом выяснилось что да, действительно - это была она. Когда же розовые чуть припухшие губы Хейнкель коснулись смуглой шеи англичанки, та вздрогнула разве что от удовольствия, а Юмие радостно присоединилась к подруге, поцеловав девушку в аккуратное маленькое ушко. Они обе знали, что всегда будут принадлежать друг другу, что и смерти не удастся их разлучить, но сегодня был особенный день, когда им встретилась эта девушка похожая на сочный плод, так и просящий чтобы его сорвали. Она была живой молодой энергией, источником, к которому хотелось припасть и восстановить потерянные силы. И две монашки, забыв обо всем, наслаждались видом смуглого гибкого тела извивающегося под их прикосновениями, вздрагивающего от иногда налетавшего с моря ветерка и тут же тянущегося к теплу чужих рук. Они могли бы вечность заниматься только тем, что выводили бы ногтями невероятные узоры на молочно-кофейной коже, однако вскоре мольба в голубых глазах стала столь явной, что девушки не смогли отказать. У них вышел короткий спор по поводу занимаемых позиций, и всё же Юмиэ отстояла своё право быть первой. Блондинка пахла непривычно: неправдоподобной ухоженностью веяло от всего её тела, и в самой важной его точке эта ухоженность достигла своего апогея. Там пахло всем чем угодно, но не обычным человеческим телом как будто этот запах специально выводили ароматизаторами. «Это точно богиня», - промелькнуло у Юмиэ в голове прежде, чем её губы коснулись разгоряченной плоти.
Интегра вздрогнула, и закричала бы, однако Хейнкель успела поймать крик своими губами, а рукой нежно сжала непривыкшую к таким прикосновениям грудь. Англичанка могла только загребать в кулаки мелкую гальку и судорожно вдыхать воздух, когда возникала пауза между страстными поцелуями. Недавно подчинившееся ей время, теперь сошло с ума и никого уже не хотело слушаться. Секунды растягивались на часы, а потом сгорали в невыносимо коротких моментах острого удовольствия. Она совершенно растерялась и боялась только одного: как бы не забыть эту прекрасную ночь.
Католички зажали девушку между собой, и некоторое время спокойно лежали, чувствуя как через смуглокожую красавицу будто через проводник, к ним переходит тепло друг от друга. Но идиллию нарушил сам проводник, начав двигаться так, чтобы чувствительным местом задевать Хейнкель. Та выругалась, Юмиэ засмеялась и поддержала инициативу. Все трое заслужили своё право на удовольствие, после ночи, которая уже клонилась к концу. Они двигались, постепенно ускоряясь, и всё-таки темп казался им до невозможности медленным, хотелось ещё быстрее и ещё, пока скорость перестала что-либо решать, и не пришло время для кульминации.
Увлеченные тем, что было для всех троих в новинку, они не замечали ни утренней прохлады, ни камешков гальки врезавшихся в кожу, ни усталости, которая бродила вокруг них и никак не могла заставить прерваться. Заснули они скорее от перенасыщения эмоциями, чем от усталости. И всем троим снился один и тот же сон про Неаполь, ночной пляж и новое знакомство, а может быть это был и не сон.
Интегру разбудил возмущенный крик. Кажется, одна из девушек говорила что-то про телефон, который почему-то отключился и про злого шефа. Вторая шепотом успокаивала подругу, не отпуская талии новой знакомой, за что последняя была ей благодарна. Всё-таки утром даже в жаркой Италии было прохладно. Не хотелось шевелиться. Но пришлось, Уолтер наверняка уже с ума сошел от отчаяния, да и двум девушкам пора было идти. Они крепко поцеловали англичанку на прощанье и обе сказали что-то похожее на комплименты. Интегра плохо их поняла. Прижав собственную одежду к груди, она стояла и смотрела как её маленькое ночное приключение двигается вверх по улице. Конечно, тогда мисс Хеллсинг не думала о том, что когда-нибудь снова увидит этих двоих. В то утро она даже не обратила внимания на, то во что они были одеты.
Неаполь это такой город, к которому нужно долго готовиться. Иначе человек рискует опьянеть от него и наделать глупостей в порыве. А потом всё это может не раз аукнуться в будущем, потому что всё, что происходит в Неаполе, разносится далеко-далеко как семена на ветру. Но Интегре, Юмиэ и Хейнкель ещё предстояло это выяснить.
@музыка: Jack Wall - The Monastery
@темы: Бесплодное лето, фанфики, Хеллсинг
-
-
20.07.2009 в 13:23Есть такой жанр - PWP называется. Когда сюжета как такового нет, но намек на него присутствует. Получилось ПВП в чистом виде. Заметь, это не плохо
это очень даже хорошо. Это необычно. Такие фики обычно с трудом даются, потому что психологией персонажей в них и не пахнет. Кто залез в постель, как залез, куда залез - непонятно. Однако, могу сказать, что тебе удалось написать это почти без противоречий)Интересно было бы потом узнать чувства Интегры уже в Лондоне. *интересно ,в короткое "Еб..." они укладывались?)*
ООСа как такового не заметила - на жаре люди реально дурнеют *знаю по знакомым, гипотоникам это не грозит*, на курортах люди действительно ищут приключений на одну ночь, а что там монахини по кельям делают нам никто не показал) правдоподобно)
-
-
20.07.2009 в 14:02-
-
20.07.2009 в 15:17Да, Леди - богиня! На колени всем!..
Я, видимо, чёрствый пенёк, но вот меня Неаполь впечатлил, но с ума не свёл.
наверное, примерно то же самое можно написать о любом красивом европейском городе, и это будет верноК юри абсолютно равнодушна, но этот фик прочитала с огромным удовольствием
потому что обожаю Леди Интегру, даТапиельс, спасибо Вам огромное.
-
-
20.07.2009 в 16:23Нет, вообще получилось красиво, но некоторые моменты. Ну, как-то сильно непривычные, забавные. Особенно обороты. Именно такие, про которые говорят "типично женские" - сравнения, описания.
-
-
20.07.2009 в 16:51Мисс Кимпейл ну так это, собственно, и есть что-то вроде "чисто женского" романчика. Эдакий фривольный рассказик.